Пленник одиночества
«Магчыма, яго расстралялi… Быў рэабiлiтаваны ў 1956 годзе».
«Чалавек нараджаецца, каб запалiць у сусвеце зорку цi пакiнуць на зямлi след».
Это начало эссе Ивана Пташникова «Iрга залацiстая» о том же литераторе Леопольде Родзевиче, родившемся 120 лет назад на хуторе Курьяновщина Вилейского уезда.
Эссе, правда, не столько о соседе–хуторянине, сколько о самих местах — с их болотами и садами, речушками и криницами… Когда Иван Пташников отрясал груши в родзевичевом саду, Родзевичи там уже не жили, да и сам драматург лежал в чужой холодной земле. Единственное, что можно почерпнуть непосредственно о нашем герое: «Цi не сядзеў дзе на валуне ля крушнi камення побач з бацяном малы Лёля, збегшы з дому?.. Быў скрытны, паўторымся, задумлiвы, адзiнокi i шукаў яшчэ большую адзiноту i на так ужо адзiнокiм Кур’янаўскiм хутары…»
Младший ребенок
Впрочем, тяга к одиночеству и медитации — архетипический признак поэта… Конечно, он был не от мира сего, последний, пятый, любимый ребенок в семье Яна Родзевича и Гелены Яновской. В доме много книг, маленький Леля увлеченно слушает сказки и песни мамы и бабушки… Вообще был очень привязан к своей матери.
Но родители понимали, как важно дать детям образование, хотя денег на это не хватало. Леля оканчивает начальную школу в местечке Крайск и поступает в Вилейское городское училище, где занимается старший брат Чеслав. А уже в 15 лет вслед за Чеславом и сестрой Ядвигой перебирается в Вильню. Юные Родзевичи учатся и подрабатывают, кто где. Какое–то время Леопольд даже подвизается на конфетной фабрике «Виктория», пока не устраивается чертежником. Затем экстерном сдает экзамены на специальность химик–техник.
Странствующий артист
Вильня 1910–х… Вокруг газеты «Наша нiва» образуется круг национальной интеллигенции, Леопольд и Чеслав Родзевичи входят туда. 7 июня 1912 года в газете появляется публикация за подписью «Крайскi Абарыген» о махинациях ушлого подрядчика из Крайска.
Леля подружился со Змитроком Бедулей и Максимом Горецким, их нередко можно было видеть в виленском кафе «Зеленый Штраль», культовом месте встреч белорусских возрожденцев.
А еще дружная семья Родзевичей — Чеслав, Ядвига и Леопольд — участвует в легендарной труппе Игната Буйницкого, создателя первого белорусского профессионального театра. Как писал Анатоль Сербантович, «Iдуць з Буйнiцкiм, з яго дочкамi i зяцем па пыльнай летняй дарозе за падводамi. Артысты — дзяўчаты i хлопцы — дзе пад’едуць, дзе i пройдуцца… Але падводы рыпяць нездарма. Што там тыя згрызоты з начальствам, цёмнымi шляхцюкамi, калi просты люд i за дзясяткi вёрст дабiраецца да мястэчкаў, каб паглядзець на свой тэатр».
Так что ничего удивительного, что в 17 лет Леопольд Родзевич представил в «Нашу нiву» свою первую пьесу — «Блуднiкi».
По–разному ее оценивает критика, но ясно: автор — талант, незаурядный, яркий. Не зря в январе 1913–го года Янка Купала подал рукопись пьесы в отдел драматической цензуры главного управления по делам печати в Петербурге, чтобы разрешили постановку. Псевдоним автора звучал «Микула Грымот». Цензор, однако, проявил бдительность. Общая тенденция драмы — в несчастьях простых людей виноваты паны, «тем более, что она написана белорусским наречием, рассчитанным на зрителей–крестьян».
Пьеса была опубликована только в 1960 году.
Кавказский кондитер
В 1914–м в «Нашай нiве» появляется импрессионистическая драматическая зарисовка Родзевича «Марцовы снег».
В том же году начинается война.
Мобилизация, беженство, голод… На фронт Лелю не забрали: он отличался слабым здоровьем, перенес операцию на пищеводе. Уезжает на Северный Кавказ в Георгиевск, где обосновалась сестра Янина. Любопытно, что здесь он опять попадает в царство конфет — работает в кондитерском кооперативе. Но отсидеться от потрясений эпохи не удалось… Революция и гражданская война сотрясли всю империю. Из белой армии Родзевич сразу же дезертировал и уехал в Минск, где живет старший брат Чеслав.
И попал в круговерть смены властей.
В это время Родзевич, похоже, спасается творчеством — работает писарем, библиотекарем… И много пишет. «Збянтэжаны Саўка», «Конскi партрэт», «Пасланец» — классика драматургии.
Потрясением стал для Леопольда Родзевича Рижский мир. Беларусь располовинили, «Далi шэсць паветаў, дзякуй i за гэта», как горько шутил Якуб Колас. Леопольд, который в это время работал учителем в родных местах, воспринял это как предательство и в 1921 году уехал в Вильню.
Враг большевиков
Отношение к произошедшему Леопольд выразил в поэме–сказе «Беларусь»:
«У гразь утоптана ляжыш,
Зыходзiш кроўю з свежых ран…»
А о политиканах, не считающихся с интересами народа, написал великолепную остросатирическую пьесу «П.С.Х.». Неграмотный крестьянин вступает в коммунистическую партию и свято верит в «калактыў» и Маркса, пока приехавший с востока красноармеец на пару с китайцем не избивает его за «буржуазность». В результате крестьянин заявляет жене: «Мы, гэта значыць, ты i я, бульбаеды i дамаседы, закладваем сваю партыю». И это партия «П.С.Х.» — «Пiльнуй Сваю Хату».
Пьесу запретили везде. И в БССР, и в панской Польше.
Параллельно Родзевич участвует в белорусском движении. В начале 1922–го даже отсидит в Лукишках. Хотя признается в письме: «Жадаю Лукiшак як збаўлення, так замучаны акружаючай няпраўдай, духоўнай барацьбой, устрымлiваннем узрыву пачуццяў, азлабленнем. Супакою! Хоць смерць, абы ўсцiшыцца, дух перавесцi, аддыхнуць… Iдуць подлыя канфiскаты, безупынныя, беспардонныя…»
Для человека, который с детства любил одиночество, активное общение — мука. «У мяне дзверы не зачыняюцца ад народа. Выбары разварушылi вёску», — жалуется Родзевич другу, поэту Владимиру Жилке. 25 ноября 1922 года он пишет ему:
«Ох, як мне хочацца затачыцца ў нейкую дзiрку i ўздыхнуць свабодна, пабыць сам з сабой i палетуцець! Страшэнна паважаю адзiноцтва!»
«Канфiскавалi № 2 «Будучыны», маю вялiкi клопат, вядома, як чалавек, якi ўзяўся не за сваю справу, але трагiзм — мушу», — пишет он Жилке в декабре 1922–го.
А 14 апреля 1923–го мы видим уже настоящую декадентскую депрессию:
«На маўчанне абое мы хварэем — не адзiн я, а пры тым надакучыла пiсаць наогул, ды i няма чым падзялiцца… Праследуюць — iнквiзiцыя… Лiтаратура, мастацтва, кажаш… А я скажу, што ўсё гэта шкоднае глупства, атрута сутнасцi жыцця. Цi ў нас ёсць нешта самабытнае, здаровае, згучнае з прыродай? Усё забiта, апаганена лiтаратурай. Раслiна пры штучным святле замiрае, дык згiнем i мы, мудрагелi, ад дэмакратызацыi веды, ад гэтай вашай лiтаратуры i мастацтва».
Марксист–энтузиаст
В то же время в Советской Белоруссии идет национальное возрождение, бурлит литературная жизнь… И в 1923–м Родзевич вновь возвращается в Минск. Вполне возможно, что повлиял брат Чеслав, который в Минске работает в Институте белорусской культуры.
Леопольд меняет свои взгляды на большевистскую власть и принимает предложение стать профессиональным подпольщиком. Его направляют на учебу в Москву, а затем — на подпольную работу в Западную Белоруссию. Леопольд занимает важные партийные посты… Однако на творчестве это сказывается плохо. Ведь теперь автор пытается перестроиться под новые идеалы. Он и Владимиру Жилке пишет: «Смакую i паважаю марксiзм. Паглядай, браце, i ты ў гэты бок».
Впрочем, в 1923 году для распространения в Западной Белоруссии был издан сборник стихов Родзевича — кстати, как поэт он однозначно слабее, чем как драматург. У книги две обложки. Верхняя, для маскировки, гласит на польском языке, что это собрание белорусских народных песен некоего Адама Хмеля. На внутренней значится: «Леапольд Родзевiч. «На паняволеных гонях».
Брошенный муж
В Гродно, куда Родзевича направили на партийную работу, он познакомился с местной Кармен, работницей табачной фабрики Ф.Езерской. Партийная кличка Езерской была Женя, и Родзевич даже на какое–то время взял себе псевдоним Женевич. Герои тайного фронта поженились. Вскоре Женю отправили на учебу в Москву. И через какое–то время Леопольд получает известие, что его Кармен с гродненской табачной фабрики нашла себе другого героя и выходит за того замуж.
В 1926 году Родзевич возвращается в Минск. Но и здесь преследует рок. В 1929–м умирает от рака мать. А в 1931–м случилась нелепая трагедия… Леопольд вместе с близким другом, тоже членом ЦК КПЗБ Арсением Кончевским, и его женой отправился в Геленджик. Однажды Арсений заплыл далеко в море и утонул. Так что Леопольд вместе с вдовой должен был везти тело в Минск.
Недавний подпольщик встраивается в новую идеологию. Например, пишет брошюру «Беларускi нацыяналфашызм: яго вытокi, тэорыя i практыка», в которой отрекается от всех прежних идеалов: «У цягнiк, якi iмчыць па сацыялiстычным шляху, нельга ўлезьцi з нашанiўскiм багажом. Кампартыя, якая кiруе гэтым цягнiком, рашуча выкiдвае нашанiўскi, буржуазны баляст пад колы цягнiка».
Присоединился Родзевич и к той радикальной молодежи, которая критиковала поэму «Новая зямля» Якуба Коласа за устаревшие взгляды и «примитивные» формы. Под псевдонимом Лявон Жыцень Родзевич высказывается о поэме: «Прачытаўшы, ставiш яе з даволi несамавiтым настроем на палiцы для кнiг побач Шэйна цi Фэдароўскага, вось так, на ўсялякi выпадак».
Жертва репрессий
В Минске поэту очень тоскливо. Как личность законспирированная, долгое время не мог свободно общаться. Единственная отдушина — семья брата Чеслава, работающего в Народном комиссариате земледелия. Творческого настроя нет. То, что пишется в рамках марксизма, выходит пафосно и плоско.
К тому же настают кровавые времена репрессий.
В начале 1933 года был арестован брат Чеслав. Его с семьей сослали в Саратов. А вскоре туда же выслали и Леопольда Родзевича. Известно, что драматург работал лесником.
1938–й. Очередная волна репрессий, повторные аресты… Схватили и Родзевича. Где именно, когда его замучили — неизвестно.
Советская Белоруссия № 153 (24783). Четверг, 13 августа 2015
