Фарфоровый слоник для Надежды
Всю жизнь его предавали. Любимые ученики, коллеги, земля, ради которой он одержимо работал, пытаясь восстановить ее историю, создать ее национальный миф, прекрасный и трагический. Но мало кому и были так преданны, мало кого так любили, как этого человека… Наверное, самая долгая история любви в его биографии началась совсем как в романе.
Несостоявшийся сторож
1920 год. Февраль. На территории бывшей Российской империи разруха, голод, война. Многие тянутся в Крым, на сказочный «остров свободы»… К директору керченского музея явился замерзший немолодой мужчина. У него были добрые глаза, буйная шевелюра и шляхетские усы. Но не было пальто… Вообще ничего, кроме поношенного костюмчика…
— Я пришел к вам наниматься сторожем музея, если у вас такового нет, — заявил гость директору. — А если есть, то его помощником.
И представился опешившему директору: профессор Митрофан Викторович Довнар–Запольский. Имя, которое много говорило всякому культурному человеку. Профессор направлялся в командировку из Николаева в Одессу, но пароход, на который он с трудом попал, не заходя в Одессу, причалил в Керчи. Пришлось высаживаться в незнакомом городе… Ночью интеллигента ограбили местные, отобрали чемодан и пальто.
Директор музея поселил пришельца в своей квартире и предложил читать лекции по археологии. 9 февраля и познакомились профессор Довнар–Запольский и Надежда, дочь ученого Маркиана Федоровича, также обосновавшегося в Керчи в качестве архивариуса упомянутого музея. Надежда Маркиановна была младше Довнар–Запольского на 27 лет. Поначалу принимала его внимание, как отцовское… Но этим человеком нельзя было не восхищаться. Побыл в Крыму две недели, немного передохнул — и выступил с инициативой создания в Керчи Боспорского университета, филиала Симферопольского. В конце марта на лекциях нового университета уже толпились слушатели. А еще через месяц профессор слег с возвратным тифом. Наверное, Надежда помогала ухаживать за больным. Во всяком случае, в мае между ними устанавливаются сердечные, близкие отношения. «Кто бы мог подумать, — писала она в дневнике. — Митрофан Викторович такой пожилой, старше папы, но такой добрый–предобрый». Впрочем, Надежда Маркиановна не была обычной «инженю» — училась на лингвистических курсах в Париже, затем в Дижонском университете, преподавала в Харьковской гимназии. Успела побывать замужем — за дальним родственником, выпускником юридического факультета Варшавского университета. Муж ушел в белую армию, и как раз в начале знакомства Надежды с Довнар–Запольским пришло известие, что его расстреляли красноармейцы. Впрочем, впоследствии выяснилось, что известие было ложным.
Крамольный Цицерон
Надежда стала женой Довнар–Запольского — третьей. Наверное, рассказ о жизни профессора она слушала, как увлекательный роман. В семнадцать лет он, сын бедного шляхтича, странствует по белорусским деревням и местечкам, собирает народные песни и сказки, изучает фольклор… Из Киевской мужской гимназии его исключают за хранение нелегальной литературы — в списке, среди прочего, поэма Тараса Шевченко «Мария» и речь Цицерона за Анния Минона… Зато Киевский университет окончил с золотой медалью. Именно ко времени студенческой юности относится его первый брак, о котором почти ничего неизвестно. Жена–курсистка умерла от чахотки. Второй брак — с красавицей Надеждой Зейферт, дочкой известного киевского врача, — через какое–то время распался. Как писала впоследствии в биографии Довнар–Запольского его ученица Наталья Полонская, о которой мы поговорим позже, Надежда Зейферт «была красивой женщиной, любила компании и играла значительную роль в благотворительных обществах Киева, бывая на всех балах и собраниях. Довнар–Запольские имели двух сыновей и дочь. Во время эвакуации Довнар–Запольская осталась с детьми в Киеве. Когда М.Довнар–Запольский вернулся, он увидел, что во время его отсутствия оба сына — парни лет 16 — 18 — вышли из–под его влияния и стали активными членами подпольной большевистской организации под руководством В.Затонского, ассистента Киевской политехники и близкого с семьей приятеля г–жи Довнар–Запольской. Свои же сыновья обзывали на митингах отца «реакционером», «черносотенцем», «врагом пролетариата» и др., и терпеть это Довнар–Запольскому было тяжело…»
В революционных вихрях погибли оба сына — один умер от тифа, другого расстреляли… Именем сына назвали улицу в советском Киеве. Теперь поменяли инициалы — и она называется в честь отца.
Дочь генерала
А теперь поговорим о Наталье Полонской… Эта женщина официально не стала женой Довнар–Запольского, но долгие годы оставалась его верной подругой. Эта связь возникла, когда Довнар–Запольский был профессором Киевского университета. Среди его учеников оказалась талантливая курсистка Наталья Дмитриевна Полонская, дочь царского генерала. Кстати, в 1916 году она стала одной из первых женщин — приват–доцентов Киевского университета, в 1940–м — доктором исторических наук. Ранний брак ученой красавицы с поручиком Полонским оказался неудачным… А вот профессор Довнар–Запольский смог оценить незаурядные качества своей студентки. В 1907 году они даже собирались обвенчаться, несмотря на разницу в 17 лет. Любовь Натальи Дмитриевны выдержала большие испытания. После февральской революции порядки изменились, бывшие начальники часто оказывались в опале, а их вольнодумные подчиненные получали власть. Научная среда, что там таить, никогда не была садом для сентиментальных прогулок. Митрофан Довнар–Запольский со своей принципиальностью и оригинальными историческими концепциями не мог не иметь недоброжелателей. Как–то один из его учеников, Е.Д.Сташевский, был уличен в краже исторических документов. Научная общественность возмутилась. Пострадала и репутация Довнар–Запольского, который в свое время помог ученику получить должность, защитить диссертацию. Довнар–Запольский поначалу был на стороне Сташевского, но убедившись, что факты правдивы, также выступил с его осуждением. Дело Сташевского замяли на уровне министерства… В 1917 году бывший ученик смог поквитаться с учителем — революционно настроенные студенты захватили власть в институте. Видимо, по инициативе Сташевского был организован заочный суд над директором, на котором Сташевский придумал себе оправдания в деле кражи документов и обвинил Довнар–Запольского, что тот инициировал дело о хищении из личной вражды. Мало того, возвел на бывшего учителя поклеп, приписав ему сотрудничество с полицией. Наталья Полонская так описывает положение Довнар–Запольского в это время: «Он оказался в состоянии изоляции… Друзья, сторонники боялись прийти к нему, боялись себя скомпрометировать». Наталья остается верным другом. Она использует все возможные связи, хлопочет перед новыми властями. Особенно испугало ее, когда комиссар средней школы Г.В.Александровский предупредил, что назавтра на Совете депутатов Довнар–Запольскому готовятся вынести смертный приговор. Полонская кинулась искать комиссара Стешенко, которому поручили выступить на Совете с докладом по делу профессора. Благодаря долгому разговору в Царском саду Стешенко пообещал отложить дело. Через месяц Довнар–Запольского оправдали. Но из Киева пришлось уехать. Наталья Дмитриевна отправилась с любимым в Новочеркасск. Но это было последнее их совместное путешествие. Пути их разошлись… Хотя в 1922 году Довнар–Запольский звал ее переехать в Баку, где он преподавал в университете, и даже выхлопотал место профессора и добыл денег на дорогу. Но к тому времени он был уже фактически женат, а через год вышла замуж и Наталья Дмитриевна.
Дорога в Беларусь: туда и обратно
А теперь вернемся в 1920–й год… В Крыму установилась советская власть. Профессора Довнар–Запольского и отца Надежды Маркиановны забрала ЧК. Заключенных пешком отправили в Джанкой. Когда Надежда добралась туда, отец был смертельно болен. Довнар–Запольский оказался в Харьковской больнице, что его фактически и спасло. Теперь пути знаменитого историка и его молодой жены не расходятся. Они переезжают в Баку, потом осуществляется мечта Довнар–Запольского: его зовут в родную Беларусь. Еще в 1918 году Довнар–Запольский составляет план создания Белорусского университета. И вот теперь его приглашают в действующий Белорусский университет! И даже обещают место ректора.
Довнар–Запольский активно включается в жизнь новой страны. Николай Улащик, белорусский историк, так вспоминает о нем (орфография оригинала. — Авт.): «З iм прыехала жонка, значна маладзейшая за яго, дарослая дачка. У унiверсiтэце ён пачаў чытаць лекцыi па гiсторыi гаспадаркi Беларусi i весцi семiнар, а разам працаваў у Дзяржаўнай планавай камiсii… Прафесару ў той час было 56 гадоў[…]сын судовага чыноўнiка […], якi калiсь яшчэ судзiў па Лiтоўскiм статуту, Доўнар сам быў падобен да беларускага засцянковага шляхцiца. У iм ня было анi нiчога ад тае эўрапейскасьцi, якою вызначаўся, напрыклад, Пiчэта. Крыху нiжэй сярэдняга росту, карчасты, моцны. Густая шапка валос на галаве, у якiх амаль ня было сiвiзны, нягледзячы на салiдны ўзрост. Апрануты ў палiто даваеннага часу, на галаве старая, уся зьмятая кепка.[…] Нават гаварыў ён па–беларуску, як стары шляхцiц…»
Увы, не все радовались приезду нового научного авторитета. Во–первых, у нового университета уже было руководство, в частности ректор В.Пичета, который, естественно, не собирался расставаться с должностью. Во–вторых, идеи профессора о том, что Великое княжество Литовское было белорусским государством, что белорусы — это отдельный народ со своей историей и ментальностью, перестали соответствовать «моменту»… Началась неофициальная «кампания» по выживанию именитого ученого из Минска. Даже специальный «порученец» ее возглавлял. Надежда Маркиановна участвовала во всех проектах мужа, ездила с ним в экспедиции, помогала в работе над рукописями. И разделяла его переживания. «Все это время живем одними нервами… Мите очень тяжело. Родина, к которой он так стремился, так хотел отдать ей все свои силы, и вдруг такое душевное одиночество… Мы на распутье/…/ Для Мити все это — трагедия. Боюсь за его душевное равновесие». Обстановка накалялась. Книгу, над которой Довнар–Запольский работал долгие годы — «История Белоруссии», — не пропустила цензура… Надежда Маркиановна записывает в дневнике: «Из Минска нужно уезжать».
Меня уже нет
И уже в 1926 году Довнар–Запольские уезжают в Москву. Недолгим было время пребывания на любимой родине. Но идеологические «гайки» завинчиваются повсюду… «Как–то исчезла радость жизни, — пишет Надежда Маркиановна. — Какая–то на душе тревога, хотя внешне ничего неприятного не произошло, и даже все как будто ладно». К тому же здоровье профессора ухудшается, он переносит инфаркт…
В начале 1930–х годов в Киеве был арестован любимый ученик М.Довнар–Запольского Александр Оглоблин, первый в Украине доктор истории украинской культуры. Вскоре его выпустили, но с условием «реабилитироваться»… Чтобы доказать свой разрыв с «националистическим прошлым», Оглоблин избирает «жертвой» (как ему кажется, наименее уязвимого из видных ученых) своего бывшего учителя. Разгромная статья Оглоблина, посвященная изобличению деятельности Довнар–Запольского и его методологической школы, пестрела выражениями вроде «фашизм», «национализм» и т.д.
Точно неизвестно, именно ли предательство бывшего ученика, для которого сделал столько добра, послужило причиной, что сердце профессора не выдержало… Но после знакомства со статьей Оглоблина Довнар–Запольский умирает. В этот день, 30 сентября 1934 года, у Надежды Маркиановны был день рождения. Митрофан Викторович сходил в магазин, купил в подарок жене духи и фарфорового слоника. Вернулся… И лег на диван. «Это конец, Надя. Меня уже нет». Ни уколы, ни кислородная подушка не помогли.
Оглоблин каялся в своем поступке, в 1944 году в оккупированном Львове перед собором святого Юры он прилюдно исповедался в своей слабости… Кстати, какое–то время занимал пост бургомистра в занятом немцами Киеве, а потом отправился в эмиграцию.
Кто знает, какова была бы судьба Довнар–Запольского, не уедь он из Минска, проживи еще несколько лет? Пик репрессий был впереди. Скорее всего, Довнар–Запольский разделил бы судьбу многих своих коллег, арестованных, расстрелянных, сосланных… И без того долгое время его имя замалчивалось. Архив ученого послереволюционного времени исчез. Говорят, его вывез в Киев один из учеников. Мало кто знал и о том, что библиотека Довнар–Запольского стала основой библиотеки Академии наук БССР. Ныне нашего знаменитого земляка вспоминают. На родине историка в Речице установлен памятник, Гомельский университет и Речицкий райисполком проводят международные Довнаровские чтения, материалы которых, кстати, послужили основой для этой статьи. Издаются труды ученого, которые по–прежнему имеют как сторонников, так и оппонентов в разных странах.
Говорят, что ценность личности определяется той любовью, которую он заслужил на земле. М.В.Довнар–Запольский заслужил ее много.
