В краю оранжевых бурундуков

Начало повести “Чазенiя” Владимиру Короткевичу приснилось

«Я хадзiў па iльмавых бярвеннях над жоўтай, над шумлiвай таёжнай рэчкай. Я палохаў сарок — яны тут блакiтныя — i аранжавых бурундукоў… Я караскаўся на скалу сярод тайгi i стаяў на ёй, як муха на вастрыi цукарнай галавы, i iмя скале было Халаза, i сэрца маё аж займала ад ветру i вышынi, а кедры ўнiзе былi як запалкi».

Владимир Короткевич на Тихоокеанском флоте, 1965 год.

Мало есть столь поэтических произведений в прозе, как «Чазенiя». Именно эта повесть, опубликованная в журнале «Молодая гвардия», принесла Владимиру Короткевичу всесоюзную славу.

Откуда же появилась дальневосточная тема?

Удивительно, но с детства. Муж сестры матери Владимира Короткевича до войны служил на Дальнем Востоке. Муж другой тети, по отцу, в 1930–х заведовал облоно на Камчатке, много рассказывал юному Володе о дивном далеком крае, давал читать книги…

Мечта писателя попасть в те удивительные края осуществилась весьма неожиданно. Послушаем Рыгора Бородулина:

«Сядзелi мы ўтрох у мяне на кватэры па вулiцы Бялiнскага. Калi бутэлькi на стале можна было падстаўляць ветру, каб свiстаў, сумна пачалi разважаць, што хочацца паездзiць, свету пабачыць. Мне цюкнула ў галаву пазванiць генералу Аляксееву, якi ўзначальваў ваенна–шэфскую камiсiю пры Саюзе пiсьменнiкаў… I пазванiў я генералу Аляксееву, каб паслаў ён нас на стажыроўку ў якую–небудзь вайсковую газету. Нас — гэта Уладзiмiра Караткевiча, Генадзя Кляўко i мяне».

Было это осенью 1964 года. А весной всей троице прислали повестки в военкомат. И 1 августа 1965–го они отмечали свой прилет во Владивосток в ресторане морского вокзала.

Стажировка в газете Тихоокеанского флота «Боевая вахта» оказалась нелегкой: пришлось примерить кители и смириться с флотской дисциплиной. Но Короткевич все же умудрился нахвататься романтических впечатлений: «На нейкi тыдзень з кайстраю за плячыма некуды знiк. Вярнуўся, казаў пра Кедравую падзь, пра запаведнiк. Нам прывёз у падарунак кедравых шышак. А пасля ўсiм пра гэта распавёў у «Чазенii».

Настроение Короткевича поможет понять запись в дневнике за 29 августа 1965 г.: «Пане ты мой Божа! Няўжо дзеля таго, каб рабiць тую справу, дзеля якой ты створаны i якую можаш скончыць толькi ты, — трэба ўцякаць у скiт ад iлжэпрыяцеляў, iлжэжанчын, iлжэлюдзей i iлжэдумак? i, калi трэба, — дзе ён, гэты скiт? А калi проста ўцячы ў нейкую леснiчоўку — як сумясцiць з гэтым жаданне вiруючай дзейнасцi сярод сабе падобных i яшчэ жаданне адшукаць i знайсцi тую адзiную жанчыну…»

Cписок действующих лиц «Чазении» из блокнота Владимира Короткевича.

Напомню, что герой повести, ученый–ядерщик Северин, как раз попадает в такой скит — «леснiчоўку» в камчатских джунглях и находит любовь — биолога Гражину…

14 сентября 1965 г. Короткевич посылает письмо Адаму Мальдису:

«Мы нядаўна ездзiлi па краiне з аператарам… З Цецюхе цераз Канцухiнскi перавал — на Кавалераўку. Там начавалi, хадзiлi на раку Луд’е, я пералазiў яе з апаратурай па бервяне iльма… А за ракой скала Халаза, а пад ёй бурундукi бегаюць i лётаюць блакiтныя сарокi».

Узнаете строки, которые войдут в «Чазению»?

Польский исследователь Мирослав Охоцкий попросил Короткевича ответить, как рождается произведение в сознании писателя. Короткевич признался: «Аднойчы здарылася так, што канчатковы штуршок для стварэння рэчы прыйшоў у сне. Усё было запiсана ў некалькi блакнотаў. I пах паветра Прымор’я, i колер сопак, i факты, i выгляд партавых кранаў, i назiраннi над звярамi ў запаведнiках i над людзьмi, што так дапамагаюць iм. Думаў напiсаць вялiкi дарожны нарыс. Прайшоў ледзь не год.

I раптам сон, у якiм ўсё гэта злiлося на фоне «адбiцця атамнай атакi на базу субмарын», якое я назiраў (я тады часова працаваў карэспандэнтам у марской газеце)…

Адразу ж, яшчэ амаль не перайшоўшы да явы, я адчуў… не, мяне як стукнула, што ёсць досыць добра намечаны сюжэт i ёсць нота, з якой трэба пачаць… Так i ўзнiкла паэма ў прозе «Чазенiя». Яна i пачынаецца з гэтага сну, якi я аддаў герою, каб паказаць яго духоўны стан. Я не змянiў у iм нiчога, нiводнага гуку, нiводнага колеру (сон быў каляровы). Толькi перамянiў сапраўднае iмя напарнiка са сну на нейтральнае «друг».

Благодаря записи в дневнике за 19 апреля 1966 года мы точно знаем, что этот таинственный друг — Янка Брыль.

Так появилось начало у повести — сон о ядерном взрыве.

И родился шедевр.

cultura@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена без письменного разрешения редакции. Цитирование разрешено при наличии гиперссылки.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Вам таксама можа спадабацца

Пакінуць адказ

Ваш адрас электроннай пошты не будзе апублікаваны.