Киркор между двумя огнями
Характеристика хозяина салона двойственна: с одной стороны, он собирает в своем доме людей горячих, талантливых, герои встречаются там с Дуниным-Марцинкевичем, Монюшко, Сырокомлей, с другой стороны – не революционер, живет, “абы цiха”, с царскими властями сотрудничает…
Свой среди чужих, чужой среди своих
Это двойственное отношение преследовало Адама Киркора всю жизнь. А он просто хотел делать свое дело, возвращать родному краю историю и культуру. Одних только курганов и городищ за свою жизнь он раскопал более тысячи! А сколько сделал как издатель, редактор, этнограф, собиратель фольклора! И все – между двух огней… Польские патриоты не любили Киркора за сотрудничество с российскими властями, за то, что говорил о самобытности белорусской культуры и называл себя “не прыродным палякам, а беларусам”, литвином, имея в виду летописную Литву-Беларусь, а для российских властей он был потенциальным бунтовщиком.
В работе “Этнографический взгляд на Виленскую губернию” Киркор привел более 100 белорусских песен, 200 пословиц, словарь белорусского языка. Основал белорусский археологический музей в Вильно. Его альманах “Виленский сборник” был запрещен за публикацию письма известного историка Лелевеля. В своей типографии Киркор печатает Крашевского и Сырокомлю. Но когда в 1858 году принимает участие в так называемом “Виленском альбоме”, предназначенном в дар царю Александру Второму, Киркора ждут только обструкция и ненависть. Хотя в альбом помещено даже стихотворение на белорусском языке Винцеся Коротынского “Уставайма, браццы, да дзела, да дзела” и цель подарка важна – добиться открытия в Вильно университета… Но нет – патриоты не унимаются, Киркор для них – предатель.
Роковая Гелена
Однако самая яркая история, связанная с именем Адама Киркора, не политического рода, а романтического. Подробно ее описал Адам Мальдис в повести “Восень пасярод вясны”.
В начале 1840-х в Вильно приехали из Варшавы две актрисы – Гелена Маевская и Эмилия Марковская, их приняли в театр. Особенно полюбилась публике темпераментная красавица Гелена. Цветы, подарки от поклонников, аплодисменты… И вдруг – сенсационная новость: восходящая звезда покидает сцену и выходит замуж за этнографа и издателя Адама Киркора.
Ничего хорошего этому браку не предрекали. Хотя все же первые годы неравная во всех отношениях пара жила дружно, правда, детей не было. Однако молодую жену все же начинают раздражать вечные отлучки мужа. То на раскопки, то в фольклорные экспедиции, да и, по мнению пылкой Гелены, Киркору не хватает “революционного огня”. И когда Адам Гонорий отправился в Петербург получить разрешение на издание в Вильно литературного ежегодника, то вернулся не только с пустыми руками, но и не застал дома жену. Она ушла с другом семьи, известным поэтом Владиславом Сырокомлей, сразу после успешной премьеры его пьесы “Хатка ў лесе”, в которой играла главную роль.
Страсть в обоих кипела давно. Когда Сырокомля во время работы над пьесой, заснув на траве, сильно простудился и заработал чахотку, верный друг Адам Киркор забрал его к себе домой, а Гелена ухаживала за “виленским соловьем”… Поэт, конечно, был куда романтичнее и моложе Киркора. При том, что у Сырокомли (он же Людвик Кондратович) имелась жена Павлина и было двое детей.
Жена, кстати, приезжала к Киркорам, пыталась забрать больного мужа домой.
Сырокомля ехать домой отказался.
И вот теперь общество вцепилось в скандал, как бультерьер в перчатку. Прелюбодеям перемывали кости во всех салонах. В приличных домах отказывались их принимать. Родители запрещают дочкам читать поэму Сырокомли “Стелла Форнарина”, посвященную прекрасной булочнице, любовнице Рафаэля. Как-то виленские благочестивые дамы даже забросали Гелену грязью.
Пришлось уезжать. Сырокомля, используя все свое влияние, устраивает возлюбленную на сцену краковского театра Пфайфера, на последние деньги едет вместе с труппой на гастроли в Познань. Но отношения между влюбленными далеко не безоблачны. Расставание затянул только несчастный случай: во время последнего спектакля в Познани Гелена, чья героиня закалывает себя кинжалом, случайно поранила себя всерьез.
Но затем последние иллюзии растаяли. Маевская уезжает в Варшаву, Сырокомля возвращается домой, к жене.
А Адам Киркор?
По слухам, у него с Людвиком Кондратовичем чуть не случилась дуэль… Но шло время, и стало понятно, что роковая красотка разбила сердце обоим.
Киркор посылает жене по 50 рублей в месяц. Предавшего друга по-прежнему издает, поддерживает… Устраивает его сына на учебу за свой счет. Сам же Адам Гонорий тоже находит сердечную подругу: вдову издателя Корейво поэтессу Галвию.
Впрочем, бесследно связь с роковой красавицей Геленой не проходит. Маевская принимает активное участие в восстании, и Киркора, чьей женой она все еще считается, упекают под следствие. К счастью, улик против него нет.
Самородок и Валленрод
Между тем Киркор – отнюдь не из богатой семьи, хотя и с древними корнями. Особенно семейство обеднело после того, как два родных брата отца Адама выехали в Италию. Да не просто выехали – оба были полоцкими иезуитами, а деятельность ордена в России запретили. В результате дядья затребовали свою часть наследства и пришлось продавать усадьбу Конюхово в Мстиславском уезде. Студентом Киркор подрабатывал репетиторством. За успехи в изучении русского языка и литературы – это считалось особенно важным в подготовке местных кадров – был переведен из Могилевской гимназии в Виленский шляхетский институт. Когда это учебное заведение навещал министр народного просвещения Уваров, ему показали самодельную студенческую газету, одним из авторов которой был Киркор. Газета министру очень понравилась, он даже взял ее показать императору… Так и началась карьера небогатого шляхтича, по окончании института принятого на службу в Казенную палату. С другой стороны, в тот же год в Вильно состоялся публичный расстрел повстанца Конарского, это тоже не могло не впечатлить юношу.
Чтобы понять мировоззрение Киркора, нужно знать о популярном в то время валленродизме, возникшем после публикации поэмы Мицкевича “Конрад Валленрод”. Поэма о том, как рыцарский орден был погублен возглавившим его глубоко замаскировавшимся врагом из покоренных орденом народов.
Киркор очень любил поэму Мицкевича.
Получивший за 20 лет достаточно чинов и наград, он писал другу: “Я не стыжусь моей службы и того, что она мне дает. Наконец, странно, что не понимаешь того, что в России без мундира и крестов я вынужден был бы часами ждать в приемных генералов Врангеля и подобных ему и что без такого официального фундамента не был бы в состоянии принести столько пользы, сколько ее приношу сейчас”.
Не рассчитывая на признание
О таланте Киркора свидетельствует хотя бы такой факт: число подписчиков редактируемого им журнала “Виленский вестник” выросло с 400 до 3.000. Это и по нашим временам немало. Генерал-губернатор Муравьев, прозванный Вешателем за жестокое подавление восстания, какое-то время благоволил к Киркору… Но за благоволение властей нужно платить. По указанию Муравьева “Виленский вестник” с 1864 года стал выходить только на русском языке и печатать официальные заявления. Многие подписчики отвернулись от издания, и Киркор был объявлен банкротом. На типографию наложили арест, с редактором расторгли контракт. Киркор подает ответный иск. До суда власти решили дело не доводить, потому что оно приобрело бы явную политическую окраску. Адам Гонорий пишет своему другу Котляревскому: “1 декабря 1865 года меня, наконец, освободят от редакции; я разорен окончательно, ума не приложу, что делать и как быть”.
В итоге Киркор оказывается в Санкт-Петербурге на должности редактора “Нового времени” – это, как полагают некоторые, было компенсацией со стороны властей. Но материального положения редактор не поправил, для одних оставаясь “польским интриганом”, для других – “царским наемником”. Киркор вновь объявлен банкротом, ему грозит долговая тюрьма. С 1871 года он поселяется в Кракове.
Там Адам Гонорий продолжает издавать литературно-научные альманахи, вести раскопки, читать лекции. И становится автором третьего тома объемного проекта “Живописная Россия”, в котором рассказывалось о белорусских и литовских землях.
Последние годы жизни член-корреспондент Императорского археологического и Русского географического обществ и Краковской академии бедствовал. В письме Котляревскому он признавался: “Скверно, добрейший Александр Алексеевич! Скверно живется. Ничего не поделаешь с литовской натурой, везде мне будет скверно, кроме Вильно. И убивает мысль, что никогда уже не увижу моей Литвы, да и косточки придется здесь положить, а у меня там, в Вильно, припасено такое славное местечко на Росе”.
Умер Адам Гонорий 23 ноября 1886 г., похоронен в Кракове.