1941 год. Город Уральск в российской глубинке. Эшелоны с эвакуированными тянутся на восток. Вагоны переполнены, никто не знает, сколько поезд простоит, когда отойдет. Пассажиры бегают в поисках кипятка, продуктов…

Вот паровоз загудел, и люди ринулись занимать места в вагонах. Давка. Крики. Детский плач. Пожилой мужчина с некогда буйной черной шевелюрой, сейчас почти седой, схватился за поручни. Вскочил на ступеньки вагона… И тут же упал.

Оказалось, что его сердце разорвалось. Еще бы — столько боли оно вмещало… Не только своей, но и той «адвечнай крыўды», про которую говорили все белорусские писатели.

3 ноября 1941 года на маленькой станции под Уральском умер известный белорусский писатель Змитрок Бядуля. Вот и получилось, что его семья и семья Петруся Бровки, ехавшие в эвакуацию вместе, остались до конца войны в Уральске. Теперь в этом городе есть улица имени Змитрока Бядули и проводятся ежегодные бядулинские чтения. На могиле писателя — памятник. А рядом — еще один, на могиле той, чей образ стал главным в творчестве Бядули. Хана Лейзаровна Плавник, бедная швея из деревни Посадец Логойского района, не научилась писать ни по–русски, ни по–белорусски, но воспитала в своей большой семье даже не одного, а двух литераторов, вошедших в историю белорусской литературы: Самуила, известного нам как Змитрок Бядуля, и его младшего брата Израиля Плавника, поэта и переводчика, которого называли последователем Максима Богдановича и который был расстрелян фашистами в начале войны.

Чепчики и кирпичи

О своем детстве Самуил Плавник написал автобиографическую повесть «У дрымучых лясах». Нельзя сказать, что Хана Лейзаровна, швея, которая шила удивительные чепчики для женщин всей округи, — самая яркая героиня этой повести… Но ее присутствие в книге постоянно, как воздух. Вот она идет через лес с больным коклюшем сыном на руках от очередного «народного целителя»… Измученная, усталая, жалуется на капризы избалованного вниманием ребенка… И маленький Самуил пугается, что мать может оставить его здесь, в лесу.

«Я пачынаю горка плакаць. Я ў сэрцы каюся, што дома свавольнiчаў i часта наўмысне кашляў.

— Ды што ты, сынок мой… Што ты, родны… Ты ж глупства пляцеш. Я ж цябе нiколi не пакiну. Нiколi!

Яна тулiць мяне да сябе i плача разам са мною. Бярэ мяне на рукi i нясе далей. Яна доўга ўсхлiпвае…»

В той же повести зарисовка с натуры: урядник находит себе развлечение — предлагает мужикам за деньги пройтись босиком по ряду раскаленных кирпичей. Вызывается бедная вдова — ведь ее дети умирают с голоду. И тут срабатывает низкий инстинкт толпы, охочей до зрелища чужих мук: сельчане скидываются на пари: выдержит женщина или нет, чтобы даже не застонать… Вдова проходит свой мучительный путь, из ее обгоревших ног течет кровь… Но она зарабатывает деньги на муку для семьи. И только несколько местных детей, среди них — маленький Самуил Плавник, отчаянно рыдают, глядя на бесчеловечную несправедливость.

Мадонны или Психеи?

Сегодня, наверное, назвали бы Змитрока Бядулю феминистом. Говорили бы о его внимании к гендерным отношениям — тема, на которой «выезжают» многие модные писатели… Известно, что каждый писатель всю жизнь пишет про один и тот же образ женщины. В творчестве Змитрока Бядули чаще всего усматривают образ Мадонны. Но Мадонны Бядули не идеальны… Их покорность, их темнота тоже вызывают протест. В рассказе «Вялiкодныя яйкi» мать запрещает «пэцкалу»–сыну рисовать, потому что это ж баловство. И сын раскрашивает пасхальные яйца за неимением красок собственной кровью. В повести «Соловей» мать красавицы Зоси, убившей пристававшего к ней панского прислужника, сама сзывает людей, сама приносит веревки связать дочь–преступницу… А потом до изнеможения бежит по лесу за санями, чтобы надеть на дочь кожух… А вот рассказ о молодой крестьянке, которую побоями муж свел в могилу. Она искренне считает, что если муж ее будет бить, то хозяйство лучше пойдет… Муки женщины как бы оправданны ее вечной виной, ведь она — женщина, она всегда виновна. Хотя куда тоньше, чем мужчины, способна чувствовать и переживать.

Скромный, демоничный, романтичный

Согласно теории Карла Густава Юнга в душе каждого из нас есть Анима и Анимус — женское духовное начало и мужское. И только в том случае, если они находятся в гармонии, человек гармоничен. К сожалению, люди стараются избавиться от того, что считают слабостью или, наоборот, грубостью. Поэтому нет равенства и понимания между мужчинами и женщинами. Ведь чем больше мужчина вытесняет из своего сознания женские черты, строит из себя мачо, тем больше внутри становится слаб, женствен… И за эту его слабость будет расплачиваться та, которая окажется с ним рядом, — на ней он будет доказывать свое превосходство, пытаясь избавиться от чувства внутренней несостоятельности. Именно на эту схему раскладываются многие рассказы Змитрока Бядули. Анима, Психея, Женщина в его творчестве пытается достучаться до коллективного сознания. Потому что Змитрок Бядуля благодаря своей матери — именно от родителей получаем мы своих Аниму и Анимуса — обладал тайной душевной гармонии.

Поэт Микола Аврамчик вспоминает Змитрока Бядулю: «Штосьцi дэманiчнае было ўяго аблiччы з кучаравымi валасамi, вялiкiмi вачыма i губамi. Магчыма, такое ўражанне склалася ў мяне ад яго рамантычных i разам з тым нейкiх таямнiчых iмпрэсiй». Но оказалось, что этот «демонический облик» принадлежит человеку очень деликатному, даже беззащитному. «У яго характары было гэтулькi жаноцкасцi i сцiпласцi…» А Янка Скрыган пишет о необыкновенных «цiшынi i добрасцi», которые были в его глазах, и описывает семейную пару Бядулей: «Часам я бачыў Вас разам з Мар’яй Iсакаўнай i доўга глядзеў вам услед, бо ў Вашай лучнасцi было нешта не зусiм звычайнае: яна была высокая, стройная, прыгожая нейкаю нетутэйшаю, як бы пужлiваю прыгажосцю, i нястрымна iмклiвая. Пра ваша рамантычнае, як бы нетутэйшае каханне i сямейную ладнасць хадзiлi прыгожыя чуткi, i гэта яшчэ больш вылучала Вас з агульнай прывычнасцi».

Он отдал свой талант белорусской культуре. Хотя пришлось пережить многое… И угрозу погромов во время Первой мировой войны, когда евреи объявлялись немецкими шпионами, и трудности революционного времени, и ужас репрессий 30–х годов, когда приходилось присутствовать на многочасовых собраниях–чистках, на которых люди теряли сознание от страха и невыносимого напряжения. На Бядулю обрушилась вульгарная критика. Он много раз пытался переписывать свой роман «Язэп Крушынскi», выходило все хуже, с фальшью, которой чуткий художник не мог себе простить. Но Змитрок Бядуля не запятнал себя клеветой на товарищей, никогда не включался в общую травлю. И теперь, когда ему исполняется 120 лет, мы вспоминаем его трагическую Психею и цитируем его строки:

Верш гручыць па сэрцы, б’е штораз мацней,

Яго мацi — воля, мацi — цвет палей.

Людмила РУБЛЕВСКАЯ