Сколько уж объявляли, что литература умерла и пора ее хоронить. Похороны красочно описывали модернисты и постмодернисты, сочиняли стебные эпитафии. Но пациент неизменно оказывался скорее жив, чем мертв.
А вот внутри самой литературы есть описания и траурных обрядов… Впрочем, не всегда трагичные. Человек ведь способен шутить даже со смертью.

1. Погребальная контора «Милости просим»
Вспомним начало гениального романа «Двенадцать стульев»: «В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть». Авторы знакомят нас с погребальной конторой «Милости просим» и вечно пьяным гробовщиком Безенчуком, который произносит для Воробьянинова незабываемую речь о классификации смертей: «Старушки, они всегда преставляются… Или богу душу отдают, — это смотря какая старушка. Вот вы, например, мужчина видный, возвышенного роста, хотя и худой. Вы, считается, ежели, не дай бог, помрете, что в ящик сыграли. А который человек торговый, бывшей купеческой гильдии, тот, значит, приказал долго жить. А если кто чином поменьше, дворник, например, или кто из крестьян, про того говорят: перекинулся или ноги протянул. Но самые могучие когда помирают, железнодорожные кондуктора или из начальства кто, то считается, что дуба дают».
Похожим образом десакрализовал тему и Михаил Зощенко. В то время подобные насмешки были в моде, обрядность должна была сгинуть вместе с прочими буржуазными пережитками: вместо венчания — молниеносная роспись в ЗАГСе, вместо похорон и поминок — быстрая кремация… Впрочем, торжественные церемонии всегда провоцировали писателей на сарказм. В романе Марка Твена «Приключения Тома Сойера» герой вступает в общество юных трезвенников, только чтобы иметь возможность покрасоваться в красивом мундире с красным шарфом. Ближайшим шансом выдались похороны заболевшего судьи, но тот все не умирал. Том с досады вышел из общества, а судья–то и преставился! «Юные трезвенники участвовали в церемонии с таким блеском, что бывший член общества чуть не умер от зависти». Похожим образом описывает свои детские впечатления от похорон на острове Корфу Джеральд Даррелл: «Очевидно, из всех обрядов жители Корфу больше всего ценили похороны, и каждая новая процессия казалась пышнее предыдущей. Наемные экипажи утопали в красном и черном крепе, а на лошадях было накручено столько попон и плюмажей, что даже представить было трудно, как они только могут двигаться… Вот, решил я, так и надо умирать, чтоб были лошади в попонах, море цветов и толпа убитых горем родственников. Свесившись с балкона, я в восторженном самозабвении наблюдал, как проплывают внизу гробы».
2. Веселые похороны
Черный юмор, конечно, не обходится без некрофильской атрибутики… Начиная с лубочной темы «Как мыши кота хоронили». Из недавнего — книга «Кладбищенские истории» Григория Чхартишвили, он же Акунин. Веселые похороны описал Михась Лыньков в книге о приключениях Миколки–паровоза. На деревню, где находится отряд красных партизан, нападают немцы. Нужно уходить, а как вынести пулемет? И умный мальчик Миколка придумал упрятать его… в гроб от реального покойника. Тут же была сымитирована процессия.
«I загаласiлi ўсе па камандзе, галасамi грубымi, басавiтымi:
— Угу–гу–гу… Ого–го–го… Га–га–га…
З усiх хат выскоквалi на той плач старыя бабкi. Як зiрнулi на труну, напалохалiся. Пачалi лбы хрысцiць, ды галасiць, ды прыгаворваць:
— Упакой, Госпадзi, душу бязгрэшную!»
Враги траурную процессию пропустили… Правда, Миколке пришлось на мотив «Вечной памяти» предупреждать своего неосторожного деда: «Деду, деду, прячь гранаты, что на поясе висят…»
А потом «покойник» воскрес и осыпал фашистов пулями.
Загадочное стихотворение Иосифа Бродского «Похороны Бобо» (литературоведы до сих пор спорят, о ком оно) настраивает на куртуазный лад:
Бобо мертва, но шапки не долой.

Чем объяснить, что утешаться нечем.

Мы не приколем бабочку иглой

Адмиралтейства — только изувечим…

Прощай, Бобо, прекрасная Бобо.

Слеза к лицу разрезанному сыру.

Нам за тобой последовать слабо,

но и стоять на месте не под силу.
Есть басня «Похороны» у Ивана Крылова. Он описывает, как в Египте идущие за гробом богача наемные плакальщицы подняли такой вой, что встретившийся им по дороге Маг предложил воскресить покойного, о котором так скорбят. На что плакальщицы отвечали, что пожалуйста, только с условием,
«Чтоб суток через пять

Он умер бы опять.

В живом в нем не было здесь проку никакова,

Да вряд ли будет и вперед;

А как умрет,

То выть по нем наймут нас, верно, снова».
Незабываемы похороны Берлиоза из «Мастера и Маргариты». Как вы помните, по предсказанию Воланда Берлиозу отрезало голову, а затем эту голову таинственным образом прямо из морга выкрали. И вот несчастная Маргарита смотрит на процессию: «…лица стоящих в похоронной машине людей, сопровождающих покойника в последний путь, какие–то странно растерянные. В особенности это было заметно в отношении гражданки, стоявшей в левом заднем углу автодорог… Казалось, что вот–вот еще немного, и гражданка, не вытерпев, подмигнет на покойника и скажет: «Видали вы что–либо подобное? Прямо мистика!»
Смерть для обывателей — не событие. Вот писаки в ресторане у Грибоедова узнают о смерти упомянутого Берлиоза: «Да, взметнулась волна горя, но подержалась, подержалась и стала спадать, и кой–кто уже вернулся к своему столику и — сперва украдкой, а потом и в открытую — выпил водочки и закусил. В самом деле, не пропадать же куриным котлетам де–воляй? Чем мы поможем Михаилу Александровичу? Тем, что голодными останемся? Да ведь мы–то живы!»
3. Очень всерьез
У белорусского писателя Янки Сипакова есть рассказ «Па дарозе ў прыгожы зялёны сад». Купалка, младшая жена умершего князя, вызвалась сопровождать супруга на тот свет. То есть отправиться в «iр’е», заоблачный зеленый сад. Писатель подробно описывает обряды, быт древних славян… Обреченная на смерть жена имеет право скрасить последние дни на свое усмотрение, никто не может ей ни в чем отказать… Кто ж знал, что именно в эти дни Купалка встретит свою любовь — дружинника Вежу, который готовит торжественный погребальный костер. Вежа и спасает Купалку…
Колоритно описаны похороны и в повести Владимира Короткевича «Дзiкае паляванне караля Стаха». Убит молодой шляхтич–демократ Андрей Светилович. Автор приводит яркое народное голошение над гробом: «А хiба ж вакол нявест няма, што з зямелькаю ты абвянчаўся, саколiк?! А што ж гэта ты за хатачку абраў?! А нi вокан жа ў ёй, нi дзвярэй! А не небачка ж вольнае над вiльчыкам — сырая зямля!!! А не жоначка ж пад бокам — дошка халодная!»
А в конце о серый надмогильный камень молотом разбивают герб — поскольку умер последний из рода.
Серьезнее некуда относился к теме мастер готики Эдгар По. Одни «Преждевременные похороны» нагоняют ужас… Болезненное внимание к смерти было у Николая Гоголя, который, как и По, очень боялся быть похороненным заживо. А романтизм вообще не мог создать нужный колорит без рыданий влюбленного над гробом возлюбленной (или наоборот).
Бедные похороны героя становятся выразительной художественной деталью, как в «Вадиме» Лермонтова или «Невском проспекте» Гоголя. Что лучше скажет о несправедливости жизни, чем то, что страдалец и после смерти не получает ни признания, ни сочувствия. Жалобное стихотворение о несчастном самоубийце «Похороны» написал Николай Некрасов, оно стало песней. «Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело». А вот у Андрея Белого в стихотворении под названием «Похороны» — революционный пафос:
Глуше напев похорон.

Пули и плачут, и косят.

Новые тучи кровавых знамен —

Там, в отдаленье — проносят.
Похороны героя могут превратиться в стимул борьбы. Парижского оборвыша Гавроша провожают ли в последний путь или бедного одесского рыбака, замученного жандармами, из повести Валентина Катаева «Белеет парус одинокий».
4. О жизни — над могилой
Иногда описания похорон и поминок дают импульс сюжету о смысле жизни, как у Людмилы Улицкой в повести «Веселые похороны». Художник Алик, умирая, хочет облегчить близким скорбные минуты. Записывает на магнитофон обращение, которое должны включить во время церемонии… Но на фоне мужества покойного еще более убого выглядят живые. Французский писатель Жан Жене в автобиографическом романе «Торжество похорон» описывает погребение своего близкого друга Жана Декарнена, который участвовал в движении Сопротивления и погиб в конце войны. В романе Чингиза Айтматова «И дольше века длится день…» похороны старого железнодорожника — основа для повествования о вечных ценностях бытия. А в прекрасном стихотворении поэта Алеся Гаруна «Хаўтуры» описывается на самом деле… свадьба возлюбленной лирического героя:
Не ў звоны хаўтурныя служка прабiў,

Як хаваў я дзяўчыну, катору любiў.

Не на могiлкi людзi кахану няслi,

А у цэркву баяры яе павязлi.

Не халоднай зямлёй засыпалась труна,

А другому любiць прысягалась яна.
Булгаковский кот Бегемот, чтобы пройти в ресторан для писательской элиты, представляется Достоевским… На что девица на входе отвечает: «Достоевский умер». И в ответ слышит: «Протестую! Достоевский бессмертен!» Этим и хочется завершить нашу литературно–кладбищенскую прогулку: талантливые произведения бессмертны, даже если написаны о похоронах.

Людмила РУБЛЕВСКАЯ, “СБ”