Поэт и время. Юлий Тавбин.
После расстрела поэта Юлия Тавбина в печать вышли его переводы с английского
В архивном фонде Луки Бенде, «прославившегося» одиозными рецензиями и нападками на «врагов народа», хранится скромная тетрадка, на потертой обложке которой значится: «Ю.А.Таўбiн. Лiрыка. Эпас. Выбраныя вершы 1928 — 32 г.».
Бенде охотно прибирал к рукам целые библиотеки арестованных поэтов, иногда имея непосредственное отношение к их участи. Зато если многие конфискованные рукописи уничтожались, у Бенде, который сам был частью системы, все уцелело. Ведь упомянутый сборник Тавбина, хотя на нем стоит штамп от 23 ноября 1932 года «Падпiсана ў друк», так никогда и не увидел свет.
Гамлет–большевик
Полистаем вместе пожелтевшие страницы. Впечатляют интеллект и начитанность автора. Его поэтический дар явно шире узких рамок, установленных для пролетарско–крестьянской поэзии. Открывается стихотворением, посвященным неизвестному учителю поэта:
«Мой добры, мой даўнi мэнтар.
Настаўнiк мае хады —
Вечар з глухiм акцэнтам,
Вечар сiняй вады…»
10 блюд, придуманных писателями
Меню со страниц романа
Блюда, описанные в литературе, иногда становятся реальными
В головах книголюбов намертво засело, что анжуйское вино любил Д’Артаньян, а фалернское — Понтий Пилат. Джеймс Бонд обожал соус бешамель, а Чичиков ел в трактире мозги с горошком. Описать — не приготовить, страницы романов пестрят необычными блюдами. Особенно хорошо фантастам. Надо накормить героев на чужой планете — раз, и там найдется съедобный светящийся мох. Иногда писатели «оживляют» забытые блюда, иногда находят реальные, но экзотические. А бывает, что еду любимых героев, до этого не существовавшую, кто–то воплощает в жизнь. Итак, составим примерное меню литературного ресторана.
Толстовец из Скиделя. Поэт Пётр Севрук.
Поэт Петр Севрук проповедовал непротивление злу насилием
«Ён памалу звыкся з тоўстымi сценамi, з цэмантовым памостам, з моцнымi кратамi, з жалезнымi дзвярмi, з дзесяцьмi мiнутамi шпацэру ў круг па двары вастрогу, з дрэннай стравай i г.д. Жыццё не кацiлася, а пхнулася, але жыць прыходзiцца, i нiякiя абставiны не могуць яго стрымаць, пакуль у сэрцы б’ецца кроў».
Это отрывок из дебютного рассказа «Гiсторыя аднае смерцi» журнала «Студэнцкая думка» 1924 года, подписанный скриптонимом «П.С–к». Под ним скрывался девятнадцатилетний паренек из Скиделя Петр Севрук.
Грозная княгиня. Александра Огинская из Чарторыйских.
Княгиня Огинская могла свернуть в трубку серебряное блюдо
Как бы вы себя почувствовали, если бы ваша соседка за столом, не прерывая светской беседы, взяла серебряное блюдо и между делом аккуратно скатала в рулон? Наверное, неуютно. Возможно, даже больше никогда не попросились бы в этот дом.
Но если на дворе конец XVIII века, вы живете в Гродно и мечтаете о высшем обществе — вам никак не обойти салон княгини Александры Огиньской, урожденной Чарторыйской. Весь цвет Речи Посполитой — там! Так что придется смириться с тем, что хозяйка, влиятельная политическая интриганка, может невзначай согнуть в ладони монету, съесть 60 куриных яиц в один присест ну и, если придется, птицу в полете подстрелить.
Итак, знакомьтесь: грозная Александра Юзефа из Чарторыйских.
Дворец Огиньских в Слониме
Бард, лесоруб, рыцарь песни. Рыгор Ширма.
Рыгора Ширму называли “красным псаломщиком”
Так начинал статью к 80–летию Рыгора Ширмы Владимир Короткевич.
С того времени прошло сорок пять лет.
Ширме повезло. Он смог дожить до того времени, когда его стали воспринимать патриархом, живой легендой… Владимир Короткевич писал: «Я памятаю, як першы раз убачыў яго. На нарадзе маладых пiсьменнiкаў у 1955–м, здаецца, годзе. Выйшаў невысокi, сiвы, як адуванчык, чалавек з аблiччам цi то настаўнiка, цi то гэткага беларускага Дон Кiхота i загаварыў прыемным глухаватым голасам, з гэткiм мяккiм пружанскiм акцэнтам «гэ–то–го», «за–мно–го». Загаварыў у вiслыя вусы i сiвую эспаньёлку рэчы, якiя адразу зачаравалi нас. I адразу выяснiлася, якая велiчная рэч наша песня, колькiх кампазiтараў, ад Манюшкi да Рымскага–Корсакава, яна натхняла. I загучала арыя з «Галькi», заснаваная на мелодыi нашай песнi, i «Песня Леля», якой на самай справе з’яўляецца наша «Ой, ляцеў арлiшча».
I цяпер з усведамлення яе велiчы нас не саб’е нiхто».
Крестьянский сын
А всего этого могло бы и не быть.
Магнатские романы становились предметами сплетен
О сердечных склонностях и политике
Время меняется, а человеческие пороки и достоинства — нет. Сегодня все следят за жизнью звезд. Кто–то развелся, кого–то заметили на вечеринке с посторонней дамой… Вы думаете, в XVIII веке было иначе? Только вместо артистов и певцов обсуждали поведение магнатов и королей. Поводов хватало: век Просвещения отличался вольностью нравов. О чем же сплетничали наши предки в эпоху плаща, кинжала и политических интриг?
Кони удачи, стрелы нелюбви. Кшиштоф Дорогостайский
Кшиштоф Дорогостайский написал трактат для неверной жены
Кшиштоф Монвид Дорогостайский. «Я вазьму траiх звяроў, адкiнуўшы iншых, i прыраўняю да каня: iльва, аленя i лiсiцу. Ад iльва конь павiнен узяць падобныя вочы, грудзi, хараство, смеласць, няхуткую гняўлiвасць, моц як спераду, так i ззаду, i ў карку, гнуткасць i пражэрлiвасць. Ад лiскi ж — хаду прыгожую, лёгкую i хуткую, вушы, хвост (а што разумею пра хвост, тое таксама i пра грыву), i чуласць, i асцярожнасць. А ад аленя — галаву, скiвiцы, шырокае горла, шыю, ад галавы тонкую, а ля грудзей тоўстую, ногi, капытны рог, бег i поўсць з кароткiм блiскучым воласам…»
Десять странных фраз, с которых белорусские писатели начинали свои произведения
Главное — начать
«Мне не обязательно съедать всю яичницу, чтобы убедиться, что она из протухших яиц», — утверждал один литературный критик.
«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».
Здравствуйте, «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова!
«Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое».
Конечно, хочется узнать, что будет с героем Кафки далее…
Бывает, что именно первая фраза только и западает в память. «Он поет по утрам в клозете». А далее — повесть Олеши «Зависть», произведение известное, но уступающее «Трем толстякам». Начало может являться ключом к содержанию: «Хаты былi на востраве». Можно вычислить «Людзi на балоце» Мележа. А бывает, когда первая фраза настолько неожиданна, что выбивает читателя из колеи.
Для вас — топ неожиданных первых фраз белорусских писателей.
В дебрях шизореализма. Новые литературные направления.
Писатели придумывают причудливые литературные направления
Иногда наталкиваюсь на ожесточенные дискуссии о прогрессе в искусстве. Возможен ли он вообще? Какая разница, кто жил раньше — Фидий или Роден? Французский философ Бодрийяр вообще заявил, что отныне человек — «пустая форма, открытая для любых функциональных мифов и любых фантазматических проектов». То бишь нового, по сути, ничего, но всегда можно придумать миф вокруг старого. Главное — название помудреней, вроде дадаизма или имажинизма. Итак, сегодня я предлагаю вам совершить экскурсию по самым странным литературным направлениям.