Литературные династии

Пегас в наследство

Примеров, когда дети пошли по стопам родителей и стали известными писателями, не много, но они все же есть…

Не так давно ушлый журналист задал внуку Агаты Кристи “банальный” вопрос: почему никто из потомков не пошел по стопам знаменитой писательницы? Внук растерялся и ответил в том ключе, что, мол, зачем это, если лучше бабушки все равно никто не напишет?
Что ж, представление о том, что писательство – ремесло, в котором династии обычное дело, как у художников, музыкантов, учителей, имеет место быть. Да и известный пример на виду: Дюма-отец и Дюма-сын. Однако попробуйте навскидку вспомнить из мировой классики еще подобные пары, да чтобы не просто родственники, а родители и дети, и не по смежным специальностям, типа отец – писатель, сын – литературовед, а на равных… Не так-то легко?
Литература – вещь жестокая… К ней еще в большей степени, чем к музыке, применим “синдром Моцарта”: помните, как Сальери мучается в горестном недоумении, зачем это гуляке праздному дар достался? Чем заслужил? Сонмы преданных литературе и высоким идеалам графоманов жизнь кладут на создание произведений… А вечность к ним глуха. А какой-нибудь неопрятный алкоголик Венечка Ерофеев берет и кропает “Москва – Петушки”, и все – вошел в историю. Сколько в Америке начала прошлого века было солидных, признанных писателей… Но именно домохозяйка Маргарет Митчелл взяла и написала шедевр “Унесенные ветром”, беспорядочно сваливая листы рукописи в кладовку. И неужели никто из признанных писателей не хотел бы, чтобы сын или дочь тоже стали известными и признанными на разработанном поприще? Но – нет, не получается…
Экскурс в историю


Но примеры все же есть.
И даже легендарные. Например, Рамаяну переводила с санскрита на бенгальский язык прекрасная поэтесса по имени Чандравати, которая сама была дочерью известного поэта.
Дочь другого поэта, Филипа Сидни, кумира английской молодежи середины XVI века, Елизавета, стала графиней Рэтленд. Есть вполне правдоподобная версия, что граф и графиня Рэтленды и являются… настоящим Шекспиром, именно они писали под этим общим псевдонимом.
В начале XIX века творила поэтесса Сара Кольридж, дочь поэта Сэмюэля Кольриджа, сестра поэта и биографа Хартли Кольриджа.
В России в то время тоже были литературные династии – Пушкины, Чаадаевы, Вяземские. Но такого соотношения, как у Дюма, не встречалось…
Милорад Павич с упоением делится фактом, что Павичи пишут уже больше трехсот лет. Первый из них, Эмерик Павич, выпустил первую книгу – сборник стихов – в 1768 году. Но ближайшим по родству из писателей Павичей к самому Милораду был только его дядя по отцу-скульптору.

Чытаць далей

Пераклады на украінскую

Дзякуй цудоўнаму паэту з Валыні спадару Міколу Мартынюку за пераклады!

ЛЮДМІЛА РУБЛЕЎСКАЯ
 
Скіфи
Минуще все: обличчя, і душа, –
І обернеться тлінню. Душить сміхом,
А грішники грішили і грішать
І легковажать смертністю на лихо.
Тому у прірву голос наш паде,
I мови нашої міліє море,
Тому і вимираєм, як на те,
Чи то від глупства, а чи від покори.
Чытаць далей

Увлечение мстиславского воеводы

Тайна гравюр с бантами

Отношения магната и художника в нашем представлении весьма однозначны. Что ж, в истории нередки случаи, когда невежественный богач обрекает гения на прозябание или требует «Мурку давай!».

Но были случаи не только истинного меценатства, но и когда владетельный человек сам являлся талантливым музыкантом или художником. И отнюдь не в стиле Нерона, когда подданных сгоняли в амфитеатры и заставляли всю ночь тренироваться в рукоплесканиях, чтобы назавтра устроить овацию императору, подавшемуся в артисты.

Великий гетман Михал Казимир Огиньский прекрасно рисовал, сочинял музыку и даже усовершенствовал педаль для арфы. Его наследник Михал Клеофас Огиньский — автор гениального полонеза. Урсула Радзивилл из Вишневецких писала пьесы и основала театр. Князь Константин Радзивилл был композитором и фольклористом. Граф Лев Потоцкий писал романы вроде «Рукопись, найденная в Сарагоссе»… 

Гравюра Я.Лопатинского. Художник и его жена Юзефа (слева).

Много талантов было и в еще одном знаменитом роду, имеющем прямое отношение к белорусской земле, — Лопатинских.

Чытаць далей

О нелюбви к критике

И вскочила Маргарита на метлу, зажав в руке молоток, и полетела бить окна критику Латунскому…


Конечно, Латунский, персонаж романа Булгакова, наверное, битье окон и заслужил — ведь это из–за него, подлеца, попал в психушку интеллигентный Мастер… Но, как свидетельствует исторический опыт, модель реакции на критику неизменна в любых контекстах, неважно, справедливо высказанное мнение или нет, имеет грустные последствия для «жертвы» или, наоборот, это критик проявил гражданское и профессиональное мужество и сурово поплатился…

Чытаць далей

Компьютеры в литературе

Почему обезьяны не пишут книг

Одни писатели получают искреннее удовольствие, восстанавливая в подробностях реалии веков минувших…

Одни писатели получают искреннее удовольствие, восстанавливая в подробностях реалии веков минувших, воображая приключения героев среди канделябров, карет и шпаг, другие пытаются создать крутое будущее с летающими машинами, голограммными телевизорами и чипами вместо мозга. Третьи описывают настоящее. И если часть этого настоящего — компьютеры, попадают в сюжеты и они.

Чытаць далей

Витебские прогулки с Давидом Симановичем

Где–где, а уж в Витебске непременно есть дух города…

Где–где, а уж в Витебске непременно есть дух города… Пресловутый Genius Urbis, вездесущий и таинственный, придающий городу его особость…
Когда несколько лет назад я навестила Витебск, поэт Давид Симанович встретил меня на вокзале возгласом «привет, привет!» и требованием называть его просто Давид.
Уже через десять минут я убедилась, что Давида знают в городе все. Пока Симанович (у которого в этом году особый юбилей — 80 лет) стремительно показывал мне свой Витебск по дорогому его сердцу маршруту (Пушкин — Шагал — Короткевич — Быков), с ним заговорило пару десятков людей точно. Да что люди… Он ставит памятники и переименовывает улицы (точнее, нарек Пушкинский мост). Давид фактически вернул городу Шагала… Не без участия Симановича сегодня на здании художественного училища, где учился Василь Быков, открыт барельеф… Симанович — председатель Пушкинского и Шагаловского комитетов, организатор и руководитель Дней литературы, посвященных Владимиру Короткевичу, а еще автор 33 книг — от «Подорожной Александра Пушкина» до сборника избранного «Автопортрета на берегу времени». Симанович перевел с идиш стихи Марка Шагала. А день рождения празднует в день освобождения Витебска…

Чытаць далей

Словарь трагической судьбы

Говорят, наш энциклопедист Некрашевич мог стать белорусским Далем… Однако имя его было на десятилетия вычеркнуто из истории.
Степан Некрашевич родился 130 лет назад в деревне Даниловка теперешнего Светлогорского района. В анкетах советского времени говорилось: в крестьянской семье. Но она происходила из старинного шляхетского рода герба «Любич».
Отец Степана Михаил магнатом не был, но надел земли 334 десятины имел. Начальное образование Степа получил таким же образом, как будущий Якуб Колас, — от «дарэктара», сельского приходящего учителя. Затем — Паневежская учительская семинария, работа в школах, учеба в Виленском учительском институте.

Чытаць далей

Странник с блокнотом. Фольклорист Михал Федоровский.

Странник с блокнотом

Михал Федоровский навсегда вошел в историю науки и белорусского фольклора

Его называли «собирателем жемчуга»…

Его называли «собирателем жемчуга». Михал Федоровский (в некоторых источниках — Федеровский) навсегда вошел в историю науки и белорусского фольклора. А между тем он родился в Варшаве в семье Адольфа Федоровского и Элеоноры из Гонсовичей, кашубов по происхождению, и мог никогда не попасть в Беларусь и не стать тем, кем он стал для нас…

Чытаць далей

ЛЮДМІЛА РУБЛЕЎСКАЯ ЗОРКАВЕД і ЗОЛАТА казка

Гэта незвычайная казка… Яе распавядае ў рамане “Авантуры Пранціша Вырвіча, канфедэрата і здрадніка” галоўны герой, доктар Баўтрамей Лёднік, сваёй дачушцы Сафійцы. У казцы Лёднік зашыфроўвае павароты ўласнай біяграфіі.

ЛЮДМІЛА  РУБЛЕЎСКАЯ

 

ЗОРКАВЕД  і  ЗОЛАТА

 

казка

 

Было гэта даўно-даўно, яшчэ за каралём Сасам, калі ў Дняпры плавалі вадзяныя змеі велічынёй з млын, а млыны малолі камяні. Навошта? А каб на хлебе з каменнай мукі гадаваліся волаты, моцныя, як валуны.

Жыў тады ў горадзе слаўным, дзе над ракою бялее храм з пяццю купаламі, чалавек, што хацеў навучыцца рабіць золата.

Чытаць далей

Аўтограф-сесія

Людміла Рублеўская. Пантофля Мнемазіны. Раман

У сваім новым рамане Людміла Рублеўская ператасоўвае віртуальную рэальнасць і гістарычныя падзеі і ставіць герояў перад выбарам: змірыцца, стаць часткай сістэмы альбо ўпарта абараняць выспу ўнутранай свабоды.

Маладая дызайнерка Вірынея праштрафілася перад начальствам і адпраўлена працаваць у маленькую транспартную газетку. На станцыі метро яна выпадкова заўважае ўласнага мужа, які нібыта загінуў сем год таму. Але дэтэктыўная інтрыга — толькі фон, на якім даследуецца цэлая эпоха. Рэпрэсіі 1930-х гадоў, ганебная «справа дактароў», карная медыцына, спецбальніца, схаваная ў пушчы, якая робіцца прытулкам для «ворагаў народа»… І немагчымая гісторыя кахання, якая адбываецца ў сталінскіх засценках, у лагерах ГУЛАГа, у хрушчоўскую «адлігу» і нават у XXI стагоддзі.

Дзе заканчваецца віртуальная рэальнасць, удзельнікам якой чытач раптам становіцца, ён не зразумее да апошняй кропкі.

Летась кніга Рублеўскай «Авантуры Пранціша Вырвіча, здрадніка і канфедэрата» была ўганаравана Нацыянальнай літаратурнай прэміяй, а раман «Дагератып» атрымаў другое месца літаратурнай Прэміі імя Ежы Гедройца. Новы твор абяцае стаць не менш паспяховым.

Аўтограф-сесія аўтара пройдзе падчас мінскага кніжнага кірмашу на стэндзе выдавецтва ў суботу, 3 сакавіка, а 16.00 (будынак БелЭКСПа, пр-т Пераможцаў, 14).

Чытаць далей