В истории действительно нередко появлялись произведения без реального автора. Причины разные. Например, философ Фейербах писал своему издателю: «Я не желаю называть себя автором не по политическим, а по субъективным основаниям… Анонимность вызывает большее к себе внимание, особенно если, как в настоящем случае».

Случалось, указанный автор вообще не существовал. Как римский историк Флавий Декстер, от имени которого в конце XVI века написал хронику испанский монах Хигера. Опубликованное в Риме в конце XV века сочинение вавилонского жреца «Пять книг древностей с комментариями Иоанна Анни» оказалось подделкой доминиканского монаха Ремиджио Нанни. Французский поэт Пьер Луи придумал древнегреческую поэтессу Билитис. В белорусской литературе есть поэтесса Леся Белоруска, якобы сидевшая в сталинских лагерях — мистификация поэтессы Валентины Ковтун.

Давайте совершим небольшой экскурс по самым интересным анонимам литературы.

1. «Гусли, или Избранные иллирийские поэмы»

Алиса

Самая известная девочка, ставшая героиней сказки, — Алиса Лидделл.

«Усё тут змянiлася… Новае пакаленне чужое мне, блiзкiя сэрцу альбо спяць у магiлах, альбо закiнуты за мора. Дадай да гэтага маю нямогласць — i будзеш мець поўны мой партрэт, прытым я ўжо без вусоў, зусiм iншы i аблiччам…»

1863 год. Письмо отправляется за океан ректору Чилийского университета Игнатию Домейко.

Але аказваецца, што гэтыя вызначэннi ў мужчынскiм родзе — «урач», «дырэктар» i т.п. — выклiкаюць сёння гарачыя спрэчкi… Згодна з афiцыйнымi правiламi i рускай мовы, i беларускай ёсць спiс слоў, якiя абазначаюць прафесii, пасады, навуковыя ступенi, вайсковыя званнi, што не маюць жаночых форм — фемiнiтываў. Не ўсе з гэтым згодныя. Сёння мы з перакладчыцай, пiсьменнiцай Аленай Казловай (яна ж Анка Упала) i паэткай, перакладчыцай Юлiяй Цiмафеевай таксама спрачаемся пра фемiнiтывы.ФОТО  ЕВГЕНИЯ  КОЛЧЕВА.

Всю жизнь его предавали. Любимые ученики, коллеги, земля, ради которой он одержимо работал, пытаясь восстановить ее историю, создать ее национальный миф, прекрасный и трагический. Но мало кому и были так преданны, мало кого так любили, как этого человека… Наверное, самая долгая история любви в его биографии началась совсем как в романе.

Несостоявшийся сторож

1920 год. Февраль. На территории бывшей Российской империи разруха, голод, война. Многие тянутся в Крым, на сказочный «остров свободы»… К директору керченского музея явился замерзший немолодой мужчина. У него были добрые глаза, буйная шевелюра и шляхетские усы. Но не было пальто… Вообще ничего, кроме поношенного костюмчика…

— Я пришел к вам наниматься сторожем музея, если у вас такового нет, — заявил гость директору. — А если есть, то его помощником.

И представился опешившему директору: профессор Митрофан Викторович Довнар–Запольский. Имя, которое много говорило всякому культурному человеку. Профессор направлялся в командировку из Николаева в Одессу, но пароход, на который он с трудом попал, не заходя в Одессу, причалил в Керчи. Пришлось высаживаться в незнакомом городе… Ночью интеллигента ограбили местные, отобрали чемодан и пальто.

У Владимира Высоцкого есть песня о сумасшедшем доме, которая начинается так: «Сказал себе я: «Брось писать». Но руки сами просятся».
О том, что «руки сами просятся», — не преувеличение. Если человек «подсел» на литературный труд, это все равно что на наркотик. Хотя слово «графомания» изначально не имело отрицательного смысла, ибо обозначает всего лишь «любовь к писательству». И мания эта присутствует в той либо иной степени у всех литераторов. Как иначе объяснить появление объемистых собраний сочинений?
Но, оказывается, есть писатели, которые с манией своей борются. И даже вполне успешно. Не так давно мы публиковали интервью с российской поэтессой Мариной Кудимовой, на долгие годы ушедшей в «творческий затвор» вместе со многими из поколения поэтов–«девяностников». Кудимова объясняла свое молчание тем, что поколение попало в «щель между эпохами», не получило должного количества публикаций и внимания публики, и вообще — их замолчали. Белорусские литераторы каждый по–своему комментировал ситуацию «литературной паузы». Кто говорил, что причина — новые ритмы времени, нет уединения, необходимого для восприятия серьезной поэзии, и поэты, лишенные читателя, впадают в депрессию. Другие замечали, что с распадом СССР литература перестала быть профессией, а литераторам тоже надо семьи кормить, вот и переквалифицировались.